Усни, печальный друг, уже с грядущей тьмой
Вечерний алый свет сливается все боле;
Блеящие стада вернулися домой,
И улеглася пыль на опустелом поле.

Уж ты нива моя, нивушка,
Не скосить тебя с маху единого,
Не связать тебя всю во единый сноп!
Уж вы думы мои, думушки,

Уж ты, мать-тоска, горе-гореваньице,
Ты скажи, скажи, ты поведай мне:
На добычу-то как выходишь ты?
Как сживаешь люд божий со свету?

Уж ласточки, кружась, над крышей щебетали,
Красуяся, идет нарядная весна:
Порою входит так в дом скорби и печали
В цветах красавица, надменна и пышна.

У приказных ворот собирался народ Густо;
Говорит в простоте, что в его животе Пусто.
«Дурачье! — сказал дьяк. — Из вас должен быть всяк В теле:
Еще в думе вчера мы с трудом осетра Съели!»

Ты почто, злая кручинушка,
Не вконец извела меня, бедную,
Разорвала лишь душу надвое?
Не сойтися утру с вечером,

Ты помнишь ли, Мария,
Один старинный дом
И липы вековые
Над дремлющим прудом?

Ты не спрашивай, не распытывай,
Умом-разумом не раскидывай:
Как люблю тебя, почему люблю,
И за что люблю, и надолго ли?

Ты клонишь лик, о нем упоминая,
И до чела твоя восходит кровь -
Не верь себе! Сама того не зная,
Ты любишь в нем лишь первую любовь;

Ты знаешь, я люблю там, за лазурным сводом,
Ряд жизней мысленно отыскивать иных,
И, путь свершая мой, с улыбкой мимоходом
Смотрю на прах забот и горестей земных.